Отражение. Зеркало войны  - Галина Гончарова

Вверх взвился целый столб дыма. Плот пока не подожгли, но шансы есть.

Арман тем временем оттолкнулся веслом от плота и поплыл вперед. Не подпускать же предполагаемого врага на расстояние выстрела?

Вверх по течению грести труднее, а вниз по течению сложно остановиться. На плотах увидели лодку, заметались, попробовали затормозить – получилось плохо, но шесты в дно смогли воткнуть даже бабы, навалились втроем-вчетвером, удержались.

И ждали.

Никогда так на Армана не смотрели.

С надеждой, со слезами счастья, с… и выражения-то такого нет. Он для этих людей на долю секунды стал символом свободы и безопасности.

Добрались?

Правда же, добрались? Все страшное позади, все уже прошло? Они среди своих?

– Кто такие? – Арман не поднимался пока на плот, пришвартовался рядом.

– Аллодия. Гвардия короля, – коротко ответил один из лежащих мужчин.

– Да? – не поверил Арман. – И что ж тут делают гвардейцы?

Недоумение было вполне оправданным. Одно дело – слышать про некоего Торнейского с гвардией, а другое – столкнуться нос к носу. Вот и не признал.

– Мы из отряда маркиза Торнейского. Нам надо к Симону Равельскому.

Не был бы гвардеец так измотан, никогда не стал бы пререкаться и объяснять. Отдал бы приказание, да и все. Но несколько дней путешествия на плоту измучили его. Раны, воспаление, лихорадка, скудная пища, сырость от воды… куда уж тут ругаться – не помереть бы. И гвардеец был не одинок в своих мучениях.

Арман кивнул на берег.

– А раз так, господа хорошие, причаливайте. Сами понимаете, военное положение, эвон мой товарищ сигналку поджег, сейчас сюда народу набежит. И помогут, и доставят. Вы ж сопротивляться не будете?

Конечно, не будут! Наоборот!

Люди со слезами счастья на глазах налегли на шесты, направляя плоты к берегу.

Добрались!

Свои! Наконец-то свои!!!

* * *

Когда выяснилось, что это не происки степняков, Арман перевел дух. Хотел было расспросить людей, но куда уж там!

Приплывших со всем уважением устраивали в телегах. Суетился рядом лекарь, причитая над ранами и перевязками…

Командир хлопнул Армана по плечу.

– Молодец!

– Рад стараться! – вытянулся Арман.

– Я тебя отмечу, – кивнул десятник.

Арман кивнул.

– Благодарю, господин!

– У тебя еще сколько в дозоре?

– Часа два осталось.

– Я скажу, чтобы вас поменяли. Три дня отдыха.

– Благодарю, господин!

Хоть и невелико начальство, но что-то и десятник может сделать. А отдых – это хорошо. Выспаться можно, поесть, может, даже в город наведаться, к услужливым девкам. Они хоть и задрали цену на свои услуги, но пара монет у Армана уже по карманам звенела. И Симон не скупился, и подзаработать чуток удалось…

Скорее бы эта проклятая война кончалась…

* * *

Когда в кабинет градоправителя влетел Ханс Римс, Симон чуть вином не подавился.

Секретарь у него никогда себе ничего подобного не позволял. Даже когда к Симону явилась жена и застала его огуливающим любовницу прямо на рабочем месте, Ханс выглядел безукоризненно. И баб разнял, и начальство потом лечил от царапин.

А тут!

Волосы дыбом, глаза горят…

– Ханс?

– Господин! По реке пришли плоты, на них часть людей Торнейского! Голубь прилетел с заставы, там гвардейцы, там Сашан Риваль…

Симон подскочил на полметра вверх. Вино окончательно разлилось, придавая градоправителю вид записного пьяницы, да и плевать на него!

– Где?!

– На заставе с плотами.

– А люди где?

– Их везут сюда.

Симон посмотрел дикими глазами.

– Думаешь, Торнейский погиб?

– Да непохоже. О таком и сказали бы, и написали. Простите, господин…

Симон махнул рукой на все титулы. Ханс приходил в себя, а вот Симон, наоборот.

– К воротам!

Ханс понимал графа. Сам бы на месте не усидел. И не усидит! Господин сказал – к воротам? Значит, Ханс должен сопровождать господина. Обязательно!

* * *

К воротам идти пришлось пешком, даже градоправителю. Ни на лошади, ни в карете, ни на телеге по городу было не проехать. Кое-как справлялись с перевозкой грузов ослики и мулы. Ну и люди таскали. Равель укреплялся для обороны, степняки – всадники, значит, надо лишить их этого преимущества. И строились посреди улиц баррикады, делались завалы, разбирались мостовые.

Шервуль с ними, с ямами, живы будем – починим, помрем – все степнякам проблем больше.

Обоз с ранеными Симон встретил у стен города. И тут же увидел Сашана Риваля.

Родная жена бы сотника не признала, всего в бинтах, с перевязанным лицом – рассекли в последней схватке. А вот жаждущий новостей градоправитель – признал. И ждать не собирался.

– Сашан Риваль!

– Ваше сиятельство, – попробовал дернуться сотник.

Ага, дал ему злой лекарь! Тут же вцепился не хуже клеща, запричитал, умоляя лежать. Сашан бы сопротивлялся, но благородный граф, словно последний сопляк, уже лез к нему на телегу.

– Молчать! Лежать! Рассказывать!

Противоречия никого из них не смутили. И Сашан принялся за повествование. Симон слушал, и волосы у него дыбом вставали. И не только у него, еще и у лекаря, у солдат, у всех, кто слышал. А прислушивались даже лошади, что уж о людях говорить.

Рид ведь ничего не писал толком, обошелся парой строчек, и понятно. Голубь, чай, не почтовый орел, книгу на себе не унесет. А тут-то все в красках, все в лицах…

Ай да Торнейский, ай да сукин сын!

Других слов у Симона просто не было!

Это ж надо додуматься и сделать! С пятьюстами солдатами против сорока тысяч. Хотя нет, почестному, сорок тысяч одновременно там не было. Сначала тысяч десять, потом еще под стенами Дорана…

Все равно!

Пройти по занятой степняками территории, увлечь их за собой, выбить из захваченной крепости, потом самому оттуда уйти, отправить в Равель раненых и спокойно направиться к Ланрону? Выбивать степняков еще и оттуда?

Сколько у него людей осталось?

Полторы сотни?

Против степняцких тридцати уже тысяч?

Замечательно. Каких-то двести человек на каждого! Что это за мелочные подсчеты, в самом деле? Встать – и рубить. По минуте на человека, за четыре часа и управятся, и отдохнуть время будет.